Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]
Марк склонился над ней и поцеловал ее в лоб.
— Сомневаюсь…
Юлия взяла брата за руку.
— Ты еще придешь?
— Да. Может быть, мне еще удастся исправить все то, что я сделал.
Она поцеловала его руку.
— Не думаю. — Она улыбнулась, вспомнив, как Марк любил ее тискать, когда она была еще маленькой, и не говорил с ней таким жестким тоном.
Выйдя из триклиния, Марк увидел Хадассу, сидящую на скамье и сложившую перед собой руки. Она и тут молится? В следующий момент Хадасса подняла голову и увидела его. Она встала и в знак уважения опустила глаза. Марк прошел через комнату и остановился перед ней. Какое–то время он молча смотрел на нее, потом сказал:
— Мать и отец скучают по тебе.
— Я тоже скучаю по ним, мой господин. Как дела у отца?
— Ему хуже.
— Мне жаль, — тихо сказала она.
Марк знал, что она не лукавит, и от ее искренности он почувствовал необъяснимую боль. Протянув руку, он погладил ее по руке.
— Я что–нибудь придумаю, чтобы вернуть тебя домой, — хрипло произнес он.
Хадасса уклонилась от его прикосновения.
— Я нужна госпоже Юлии, мой господин.
Он убрал руку. Хадасса отошла в сторону.
— Ты и мне нужна, — тихо сказал Марк и услышал, как она остановилась за его спиной. Обернувшись, он увидел, как она смотрит на него глазами, полными слез. Потом она снова отвернулась и пошла в триклиний. К Юлии.
Когда наверху послышались тихие шаги сандалий, Марк резко поднял голову.
— Мы ведь скоро увидимся, Марк, не так ли? — сказал Прим, улыбаясь и глядя на него сверху вниз. Он сложил губы, как бы желая поцеловать Марка, после чего снова оскалился в высокомерной улыбке. — О, да, я в этом просто не сомневаюсь.
Когда перистиль наполнился его презрительным смехом, Марк отвернулся и решительным шагом направился к выходу.
* * *Атрет схватил Юлию за запястья и расцепил ее руки, обвившие его шею. Дрожа от дикой ярости, он отшвырнул ее от себя.
— Если бы у тебя не было ребенка, я бы тебя убил, — произнес он сквозь зубы и вышел из комнаты.
Юлия поспешила за ним.
— Это твой ребенок! Клянусь тебе! Я не изменяла тебе. У меня ничего нет с Примом. Атрет! Не уходи! Послушай меня! Послушай! — кричала она сквозь слезы. — Атрет!
Вскочив на свою колесницу, Атрет натянул поводья. Пара прекрасных белых коней тронулась с места. Он схватил кнут и стал стегать коней, пока они не разогнались во всю прыть. Люди разбегались с дороги во все стороны, осыпая его ругательствами.
Выехав за пределы города, он погнал еще быстрее. Ветер, дувший ему навстречу, не охлаждал его гнева. Вскоре перед ним возникла его вилла, стоявшая на зеленом холме. Стражник, завидев его, открыл перед ним ворота. Атрет на всей скорости въехал во двор и остановил колесницу, осыпав ворота камешками гравия. Бросив поводья, он сошел с колесницы и оставил разгоряченных коней во дворе, поднимаясь к себе в дом по мраморным ступеням.
— Вон с глаз моих! — крикнул он рабам, которые готовили дом для приезда новой хозяйки. Издав дикий крик, он смел с длинного стола приготовленные яства. Серебряные и золотые подносы полетели на пол, кубки ударились о стену, повредив украшающие ее фрески. Ударом ноги он опрокинул стол и смял бронзовые коринфские вазы. Сорвав со стены вавилонские шпалеры, он разорвал их на части. Потом он перевернул диваны и изорвал восточные шелковые подушки.
Пройдя через аркаду, он вошел в покои, приготовленные для Юлии. Пнув изящно украшенные жаровни, он разбросал по большой постели и балдахину горящие уголья. Огонь стал быстро распространяться по комнате. Когда постель загорелась, Атрет сбросил с изящного столика большую шкатулку, из которой по мраморному мозаичному полу рассыпались жемчужины и бриллианты.
Когда он вышел из комнаты, у входа стояли несколько молодых женщин, которых он купил для того, чтобы они прислуживали Юлии, и с ужасом смотрели на происходящее.
— Вы свободны, — сказал он им, и когда они отступили на несколько шагов, глядя на него так, будто он сошел с ума, он заорал: — Убирайтесь! — Они убежали.
Он вышел во внутренний двор и склонился над колодцем. Зачерпнув воды, он плеснул себе в лицо. Тяжело дыша, он наклонился ниже, намереваясь опустить голову в воду, но тут взглянул на водную гладь и увидел свое отражение.
Он был похож на римлянина. Его волосы были коротко острижены, а на шее красовались золотые украшения. Схватившись за свою украшенную золотом тунику, Атрет сорвал ее с себя. Затем он сорвал с шеи медальон с изображением торжествующего гладиатора и швырнул его через двор, потом откинул голову назад и издал дикий крик, который пронесся по всем соседним холмам.
34
Феба послала к Марку и Юлии сообщить, чтобы они немедленно пришли, потому что их отец при смерти. Раба, который направлялся к Юлии, она просила передать:
— Обязательно скажи, чтобы пришла и Хадасса.
Первым к умирающему отцу пришел Марк. Когда прибыла и Юлия, Феба с облегчением увидела, что Хадасса пришла с ней. Юлия вошла в покои отца, но, направившись к постели, тут же остановилась. Прошла не одна неделя, с тех пор как она последний раз виделась с отцом, и видимые признаки тяжелых последствий болезни потрясли ее. Издав сдавленный крик, Юлия устремилась из комнаты. Феба поспешила за ней.
— Юлия!
Юлия остановилась и вернулась обратно.
— Мама, я не хочу видеть его таким. Я хочу запомнить его таким, каким он был раньше.
— Он хотел видеть тебя.
— Зачем? Чтобы сказать мне, как я разочаровала его? Чтобы проклясть меня перед смертью?
— Ты же знаешь, что он не сделает этого. Он всегда любил тебя, Юлия.
Юлия положила руки на свой заметно увеличившийся живот.
— Я чувствую, как он там шевелится. Мне не стоит туда входить. Мне же нельзя волноваться! Я подожду в перистиле. Я останусь там, пока все не кончится…
Марк вышел и увидел, что его сестра на грани истерики. Он положил руку на плечо матери.
— Я поговорю с ней, — сказал он.
Феба отвернулась и, взглянув на Хадассу, протянула к ней руку.
— Пойдем со мной, — тихо сказала Феба, и они направились к Дециму.
Хадасса испытывала огромное сострадание к своему хозяину. Искусно сшитое одеяло из белой шерсти покрывало его истощенное тело. Руки неподвижно лежали вдоль тела, и голубые вены резко выделялись на бледной коже. В комнате стоял запах смерти, а когда хозяин взглянул на Хадассу, она едва удержалась, чтобы не заплакать.
Марк привел Юлию. Она взяла себя в руки, но, едва увидела отца, заплакала. Когда отец посмотрел на нее впавшими глазами, она заплакала сильнее. Децим слабо пошевелил рукой. Юлия не решалась подойти, и Марк взял ее за плечи и помог приблизиться к отцу. Он усадил ее на стул, стоявший рядом с постелью, и тогда Юлия закрыла лицо руками, наклонилась вперед и зарыдала в голос. Децим положил руку ей на голову, но она отклонилась от его прикосновения.
— Юлия, — прохрипел Децим и снова протянул к ней руку.
— Нет, не могу, — закричала Юлия, — я этого не вынесу. — Она вскочила и попыталась проскочить мимо Марка.
— Отпусти ее, — слабо произнес Децим, и его рука снова безжизненно опустилась на одеяло. Когда Юлия вышла из комнаты, он закрыл глаза. Стоявшие в комнате еще долго слышали ее плач, когда она бежала по коридору. — Она молода, — прохрипел отец, — а уже и без того насмотрелась смертей. — Он с трудом дышал. — Хадасса здесь?
— Она вышла, чтобы быть с Юлией.
— Приведите ее ко мне.
Марк нашел Хадассу в алькове перистиля, когда она утешала его сестру.
— Хадасса, отец хочет тебя видеть.
Хадасса перестала обнимать Юлию и встала. Юлия подняла голову.
— А почему это он хочет видеть ее?
— Пойдем, — сказал Хадассе Марк, потом повернулся к Юлии. — Наверное, в первую очередь утешение сейчас нужно ему, а не тебе, и он знает, что Хадасса может его утешить, — сказал он, едва сдерживая себя.
— Меня никто не понимает, — с горечью в голосе воскликнула Юлия, — даже ты. — Она снова заплакала. Марк отвернулся и пошел за Хадассой. — Никто не знает, что мне предстоит пережить! — визгливо закричала Юлия ему вслед.
Хадасса вошла и встала возле постели, чтобы Децим мог ее видеть.
— Я здесь, мой господин.
— Сядь, посиди со мной, — прохрипел Децим. Хадасса обошла вокруг постели и опустилась на колени. Когда он поднял ослабевшую руку, Хадасса взяла ее в свои ладони. Он вздохнул: — Столько вопросов… И так мало времени…
— Для самого важного времени достаточно, — прошептала она. Она нежно сжала его руку. — Ты хочешь принадлежать Господу, мой господин?
— Я должен креститься…
У Хадассы сильно забилось сердце, но она видела столько смертей в Иерусалиме, что понимала: для того чтобы приготовить ему воду, времени действительно уже нет. О Боже, прошу Тебя, дай мне Твоей мудрости и прости меня за то, что у меня нет своей. В следующее мгновение Хадасса почувствовала, как се охватило приятное тепло, и она ощутила ту уверенность, которой ей так не хватало.